Рождение революционного синдикализма
Синдикализм, как форма движения наемных рабочих, зародился в конце 19го – начале 20 го столетия. Важнейшей причной, вызвавшей появления этого движения, стал кризис профсоюзов.
Мы, обычно, избегаем употребления термина “профсоюз” в позитивном смысле. Профсоюзами часто называют любые организации наемных работников, которые ставят целью улучшение их положения и рост заработной платы. Но это название охватывает организации столь различные, что данный термин способен лишь дезориентироовать, вводить в заблуждение.
Профсоюзы конца 19 столетия сильно напоминали современные российские профсоюзы, в том числе “альтернативные”. Внутри этих организаций образовалась иерархия чиновников, принимавших решения по ключевым вопросам. Не желая рисковать своим положением (оно было, естественно, лучше, чем у рядовых рабочих), непыльной работой в профсоюзной конторе, накопленными (и целиком подконтрольными прокомычам) забастовочными фондами, чиновники сдавали одну стачку за другой. Жесткая конфронтация с бизнесом и властью была им не выгодна.
< В целом и по всем важнейшим вопросам центральное правление обладает верховной властью. Они, лидеры, становятся "джентьменами", членами парламента и, вследствие этой власти имеют внушительный социальный престиж... Что действительно заслуживает порицания, так это политика соглашений, которая требует таких вождей>. Это цитата из брошюры, изданной британской федерацией шахтеров Южного Уэльса. А по словам немецкого профсоюзного активиста Карла Рохе, < в самом рабочем движении, которое вроде бы стремилось к ликвидации всех классовых противоречий...образовалось два класса - всевластных "оплачиваемых чиновников" и аплодирующих и голосующих "профанов"> (1)
Читая эти строки поражаешься повторяемости исторических событий. Конечно, большинству сегодняшних российских профкомычей далеко до парламентских кресел, хотя некоторые там уже оказались (как депутат от Справедливой России а в прошлом лидер профсоюза Защита О. Шеин, ), а некоторые стремятся туда попасть (как руководитель профсоюза Форда А.Этманов) и потому поддерживают создание новых политических партий. В некоторых случаях лидеры еще только начали выделяться в автономную касту, в других они уже давно являются “джентльменами”. И тем не менее, ситуация очень похожа, включая и ориентацию профлидеров не на свержение капитализма, а на социальное партнество с бизнесом. По этим причинам (к ним добавляются и другие факторы (2)), профсоюзное движение не может добиться серьезных улучшений повседневной жизни трудящихся в современной России, как не могло оно добиться их в начале 20го столетия нигде, за исключением, м.б. Германии и Великобритании. Да и в Германии накануне Первой мировой войны деятельность профсоюзов зашла в тупик. Руководство профсоюза металлистов заставило рядовых членов прекратить забастовку в Берлине в 1911 г. По тем же причинам потерпели поражение стачки работников фарфоровой, табачной, обувной, текстильной и ряда других отраслей немецкой промышленности.
Поскольку профсоюзы оказались в кризисе, на смену им в конце 19- начале 20го вв. пришла новая волна рабочего движения. Оно подпитывалось как недовольством рядовых рабочих, так и активностью анархистов, непартийных марксистов и рядовывх активистов старых профсоюзов, раздраженных засилием “джентьменов” . Центрами (само) организации нового рабочего движения стали т.н. биржи труда. Первоначально, это были сборы рабочих разных профессий, созываемые для получения информации о рабочих местах, о спросе и предложении в различных отраслях. Но постепенно биржи труда превратились в независимые от профкомычей и политических партий рабочие собрания. Они организовывали стачки, создавали кассы взаимопомощи, рабочие клубы, библиотеки. Собрания объединялись в федерации. Так на смену профсоюзам пришло революционное рабочее движение – синдикализм. Центром этого движения стала Франция, оттуда оно постепенно распространилось в другие регионы, в Италию, Германию, США… Иногда это движение называют профсоюзным – мы против подобного определения, поскольку оно мешает увидеть очевидную разницу между различными явлениями.
Сегодня от большевистских прислужников профкомычей можно часто услышать, что поскольку кроме профсоюзов у нас в стране нет других “рабочих организаций”, то необходимо поддерживать действующие профсоюзы. Эта точка зрения во многом неверна (кроме профсоюзных имеют место порой и стихийные, спонтанные стачки) но, главное, основана на простом конформизме, примирении с существующей действительностью. Из того, что какая-либо вещь есть, не следует, что она будет существовать всегда, кроме того, мы не обязаны примиряться с ней. Рядовые активисты тех, давних профсоюзов, непартийные марксисты и анархисты, участвовавшие в рабочем движении, не смирились с действительностью. В итоге их усилиями был создан революционный синдикализм; секретарем федерации бирж труда Франции был избран анархист Фернанд Пелутье. Со временем к ревсиндикалистскому движению примкнули миллионы людей по всему миру.
Основой тактики синдикалистов стало прямое действие – непосредственное отстаивание собраниями работников своих интересов, не взирая на действующие государственные институты и законодательство. Прямое действие иногда трактуют как радикальные неподзаконные акции, как явочный, самоуправный порядок действий – нелегальную забастовку или шествие, саботаж и т.п. Это верная, но однобокая трактовка.
Прямое действие есть политическая (социальная) деятельность от первого лица, без посредников. Сторонники прямого действия – революционные синдикалисты, считали, что все решения, касающиеся работников, должны приниматься непосредственно самими работниками, их собраниями. Ясно, что профсоюзные чиновники, партийные вожди, парламенты, суды, какие-либо созданные государством “арбитражные комиссии” могут лишь воспрепятствовать творческой самореализации трудящихся, присвоив себе право принимать решения.
Вообще, ревсиндикализм с самого начала находился в резкой оппозиции существующей системе. Стачки, нацеленные на повышение заработной платы, рассматривались многими участниками движения как форма “революционной гимнастики”, как способ наращивания мускулов, организационной практики и опыта, необходимых для окончательного свержения бизнесменов и государства в ходе всеобщей стачки. После нее контроль над промышленностью и общественной жизнью перейдет в руки рабочих союзов и их федераций. Основа новой организации общества – практика прямого действия, политика от первого лица.
Подобная позиция стала результатом соединения, синтеза двух тенденция – стихийного протеста рабочих против засилия самозванных-вождей профкомычей, которые завели старое профсоюзное движение в тупик, и сознательной активности анархистских активистов с их идеями безгосударственного общества всеобщего самоуправления. В свою очередь в рабочем классе благодаря ревсиндикализму утверждались мессианские, “хилиастические” настроения (хилиазм – в христианстве тысячелетнее царство божье на земле); в начале 20го века на многих французских фабриках < можно было прочесть надписи вроде: "Еще 70 дней и мы будем свободны" или "Еще 67 дней и наступит освобождение" > (3)
< Революционный синдикализм зародился впервые в лоне "Федерации бирж труда" и его духовным праотцом надо считать Фернанда Пеллутье, человека с довольно ярко выраженным анархистским уклоном мысли. На Турском конгрессе этой федерации в 1896 г. в особом докладе о роли бирж труда в будущем обществе, была установлена в основных чертах следующая схема воззрений: синдикаты и в особенности их локальные средоточия, биржи оруда, должны смотреть на себя, как на ячейки, в которых сложится новый общественный организм; в их руках постепенно сосредоточится все, что имеет отношение к производству и потреблению; они будут центром жизни экономической и социальной; государственные органы-паразиты будут вытеснены полезными институтами, созданными рабочими учреждениями самостоятельно, собственными силами, вне традиционных политических форм. Пока синдикаты должны осознать эту свою роль, готовиться к будущей миссии, теперь же по возможности, образуя своего рода "государство в государстве"> (4)
Проблемы революционного синдикализма
При всех наших симпатиях к революционному синдикализму, хотелось бы, теперь, обратиться к его критике. Главная проблема в том, что ожидаемой всеобщей стачки, которая покончила бы с капитализмом, так и не произошло. Крупнейшая французская синдикалистская организация ВКТ (в ней состояло до 2х миллионов человек) поддержала в 1914 г участие Франции в Первой мировой империалитической войне, вместо того, чтобы попытаться предотвратить ее с помощью стачек и восстаний. Соучастие в военно-патриотических играх капитала стало началом конца этой организации. Испанская анархо-синдикалистская организация НКТ (до 1 миллиона членов) в ходе испанской революции 1936 г послала своих представителей в правительство республиканской Испании и вошла в соглашение с государством, это не спасло испанцев от большевистского террора и насильственного роспуска коммун, а остатки движения добили победившие в гражданской войне фашисты (5). Капитализм сохранился и даже, как кажется, стал прочнее, мечта о его преодалении разделяется сегодня лишь относительно небольшой, маргинальной частью общества. Небольшие союзы, называющие себя синдикалистскими, правда, существуют и сегодня. Но это – бледная тень прежнего великого движения, реформистские организации, большинство членов коих не стремится к социальной революции. Почти все эти союзы, и даже самый “анархистский” из них, испанская НКТ (в ней состоит несколько тысяч человек) участвуют в походах в суды, судятся с бизнесом и государством (в случае с НКТ речь идет о попытке вернуть по суду гигантскую инфраструктуру старой НКТ, которая оценивается сотни миллионов долларов). Хотя внутри НКТ имеются и революционные группы, которые делают упор на тактику прямого действия и, подчас, организуют упорные стачки. Имеются сегодня и небольшие (по несколько десятков, в лучшем случае сотен человек) организации анархистов, которые называют себя синдикалистами…
Почему все так получилось? Прежде всего, революционно-синдикалистское движение и даже анархо-синдикалистское (те организации синдикалистов, где удельный вес анархистских активистов и идей был весьма высок) не состояли исключительно из людей, убежденных в необходимости ликвидации капитализма и замене его безгосударственным коммунизмом. Убежденные сторонники коммунизации общества составляли лишь небольшое меньшинство трудящегося класса, возможно они не составляли большинства даже в анархо-синдикалистских союзах.
Конечно, социальная революция не может быть делом одних анархистов. Она должна вовлечь в себя широкие нейтральные массы класса, которые смогут убедиться в необходимости либертарных преобразований, радикальной трансформации общества. Но для таких колеблющихся элементов естественно время от времени принимать реформистские решения. Русский анархо-коммунист Петр Аршинов, участник и один из идейных вдохновителей махновщины с некоторой категоричность писал:
< Анархизм несет в себе два мира - мир философии, идеи, и мир практических достижений, действий. Между собою они находятся в тесной связи. Борющийся рабочий класс привлекает, главным образом, конкретная, практическая сторона анархизма. Основанием практического анархизма является принцип революционной инициативы трудящихся и их самоосвобождения. Отсюда сам по себе вытекает в дальнейшем и принцип безгосударственности и самоуправления трудящихся в новом обществе. Но до сих пор в истории пролетарской борьбы мы не имеем примера массового анархического движения в его чистом, строго принципиальном виде. Все бывшие до сих пор движения рабочих и крестьян были движениями в рамках капиталистического строя, с тем или иным анархическим оттенком. И это вполне понятно. Рабочие классы находятся не в мире желательного, а в мире существующего, где они ежедневно подвержены физическим и психическим воздействиям враждебных сил. Помимо анархического мира идей, слабого в своем распространении, они постоянно испытывают на себе воздействие всей обстановки капиталистического мира. Естественно, что и борьба, которую ведут рабочие и крестьяне, неизбежно несет на себе печать условий и особенностей существующего. Эта борьба не может родиться в готовой, законченной анархической форме, отвечать всем требованиям идеала. Такая законченная форма возможна лишь в узких политических кружках, и опять же не на практике, а в планах, в программах. Широкая масса, начиная борьбу, особенно борьбу большую, неизбежно вначале совершает ошибки, допускает противоречия, уклонения и лишь в процессе этой борьбы выравнивает свою линию применительно к идеалу, за который борется. Так всегда было. Так и в дальнейшем всегда будет. Как бы мы в предварительный, мирный период тщательно ни подготовили организации и позиции рабочего класса, в первый день решительной массовой борьбы дело пойдет далеко не так, как намечалось в плане: в иных случаях самим фактом большого массового выступления, непредвиденных уклонов и толчков массы некоторые позиции будут сдвинуты, потребуют уточнений. И лишь постепенно огромное массовое движение выберется на тот законченно-принципиальный путь, который ведет к цели>. (6)
Если это верно даже для анархистского массового движения, то по отношению к ревсиндикалистскому движению, не являвшемуся чисто анархистским в идейном плане и включавшему в себя аполитичные и реформистские элементы в больших количествах, верно вдвойне и втройне! Из этого можно сделать только один вывод. Пытаясь влиять на широкое массовое движение людей труда, анархисты не должны полностью с ним сливаться, не должны идентифицировать себя с ним, подчиняясь его реформистским решениям. Наилучшим выходом представляется формирование интегральных, целостных организаций, связанных как идеями безгосударственного коммунизм, так и практикой повседневной борьбы за улучшение положения людей труда, за рост зарпплаты, за прекращение увольнений. Такиой организацией была аргентинская анархистская рабочая организация ФОРА, насчитывавшая на пике своей активности (вместе с сочувствовавшими ей автономными синдикалистскими организациями) до 200.000 человек. Подобная организация, по словам одного из ведущих активистов ФОРА, Эмилио Лопеса Аранго, станет “излучать” в общество новый революционный опыт, идеи и практики.
Второй проблемой является чисто производственная ориентация ревсиндикализма. Человек – это интегральное, целостное существо. Это не только трудящийся, производитель. Это еще и потребитель благ. Кроме того, всякий человек проживает на определенной территории, в обустройстве которой он заинтересован, имеет определенные убеждения, отстаиввть которые он стремится и т.д. Нередко самоорганизация обездоленного (т.е. лишенного политической и хозяйственной власти) населения, пролетариата, возникает не на производстве, а на территории. К примеру, инициативы против точечной застройки в современной России. В современном мире наивысшей точки подобного рода организация достигла в Аргентиине – это так называемые народные собрания, которые появились в ходе массовых протестов в 2001 г. Народные собрания организовывали протесты против повышения цен, захватывали в магазинах и на складах продовольствие и другие товары, самоуправно подключались к энергосетям, оказывали коллективное сопротивление полиции (7). К тому же, ревсиндикализм как правило (не всегда) выступал в конченом счете как отраслевое объединение рабочих. Он организовывал людей по заводам и отраслям, созданным капитализмом, а, значит, нес на себе отпечаток капиталистической организации труда, был связан с конкретными интересами отдельных предприятий или отраслей экономики, игнорировал интересы других предприятий и отраслей. Хотя ревсиндикалисты добивались федеративного устройства общества в виде ассоциации отраслевых объединений, это у них не всегда получалось. Между тем, имеется и другая форма организации работников – совет. Речь идет о системе, при которой собрания трудовых коллективов предприятий, расположенных на определенной территории, посылают в местный совет своих представителей, строго контролируя их деятельность, а совет координируерт активность коллективов. Из истории революции (например русской революции 1917-1921 гг, немецкой революции 1918-1923 гг.) мы знаем что между советами, ставившими перед собой широкие политические задачи и синдикатами (или иными структурами), привыкшими решать задачи экономического характера, нередко возникали противоречия.
Мы не можем в точности увидеть и описать формы организации будущей борьбы и будущего коммунистического безгосударственного общества. Однако нет никаких оснований думать, что оно станет группироваться именно вокруг синдикатов. Быть может, оно будет представлять из себя федерацию производственных и территориальных собраний? Или это будут общие народные собрания? Быть может людское шумное море, объединяющиее работников и жителей территории, станет решать вопросы общего характера, распадаясь затем на отдельные рукава и ручейки небольших местных собраний, призыванных решать конекретные узкоспециальные задачи? Следует прислушаться к мнению английских ультралевых, которые отмечают: “Противостояние между советами и фабричными организациями, возникшее во времена немецкой и российской революций, иногда преодолевалось в определённые моменты усиленной классовой борьбы. Среди конфликтов, принявших эту форму, особенно выделяется борьба докеров в Хихоне, северная Испания, между 1983 и 1985 гг. Борьба организовывалась собранием, встречавшимся в брошенном кинотеатре. Все участники борьбы присутствовали на собраниях, независимо от того, были ли они докерами, шахтёрами, студентами училищ, или старыми пролетариями. Поэтому, собрание действовало не только на рабочем месте, но объединяло весь боевой пролетариат в яростной борьбе в общественной сфере”.
И, наконец, имеется третья и главная проблема. Вообще говоря, вот не факт, что для современного пролетариата все это актуально. Сегодня у подавляющего большинства обездоленных, лишенных политической и хозяйственной власти людей, у пролетариев, отсутствуют не только организации, нацеленные на борьбу с господствующими классами, но и само осознание себя обездоленной частью населения, которая подвергается бессовестной эксплуатации. В крайней форме эту точку зрения выразил современный испанский анархист Мигель Аморрос. Он утверждает, что пролетариат как класс появляется (конституирует себя) именно в борьбе, а поскольку современный пролетариат не борется, то и никакого пролетариата в современном мире не существует (9). Такая оценка кажется нам сильным преувеличением, примеров пролетарской борьбы в современном мире не так уж и мало, начиная со стачки на российских железных дорогах в 2008 г и заканчивая упомянутыми народными собраниями в Аргентине. И все же, доля истины в словах Аморроса имеется…
Российский активист Марлен Инсаров приводит текст беседы со знакомым рабочим (политически никак не активным и никогда в политической деятельности не участвовавшим). Поскольку автору этой статьи так же приходилось неоднократно беседловать с рабочими, подобные взгляды он считает типичными для огромной их части (хотя и не для всех).
< "Надо всегда защищать родину и флаг", "мы - подданные (именно так!) родины и должны ее защищать", хорошо, что наконец-то взялись "отморозить хохлам яйца" (по поводу газового конфликта), "правильно менты чурок шугают, они 20 лет назад в Фергане русских женщин насиловали - а не они, так их отцы" (совсем как в басне "Волк и ягненок"!), "сейчас порядок навели, бандитизму нету" (комедия в том, что именно он летом 2007г. от бандюков, связанных с его бывшим хозяином, скрывался) и т.п. и т.д. >
В качестве комментария к этому монологу можно привести следующее мнение “Было бы неправильно считать, что трудящиеся не восстают, потому что у них недостаточно информации о механизмах эксплуатации. На самом деле революционная пропаганда, которая стремится объяснить массам социальную несправедливость и иррациональность экономической системы, обращается к глухим. Те, кому приходится вставать в пять утра, чтобы ехать на завод, проводить в добавок к рабочему дню два часа в метро или пригородной электричке, вынуждены адаптироваться к этим условиям за счет устранения из головы всего, что может вновь заставить их усомниться в справедливости этих условий. Если бы они осознали, что они тратят свои жизни на службе абсурдной системе, они бы либо сошли с ума, либо покончили бы с жизнью. Для того, чтобы избежать таких связанных с отчаянием взглядов, они оправдывают свое существование, пытаясь рационализовать его. Они подавляют все, что может вызвать сомнения и беспокойство, и приобретают структуру характера, которая адаптирована к условиям, в которых они вынуждены жить. Отсюда следует, что идеалистическая тактика, которая состоит в объяснении людям того, что их угнетают, бесполезна, так как людям приходится подавлять в себе мысль о собственном угнетении, чтобы продолжать жить с ним. Революционные пропагандисты зачастую утверждают, что они стремятся поднять уровень сознательности людей. Опыт показывает, что их предприятия редко завершаются положительным результатом. Почему? Потому что это сталкивается с бессознательными защитными механизмами и всеми теми оправданиями, которые люди выстроили, чтобы не осознавать собственную эксплуатацию и пустоту собственной жизни” (цитата из английского левого марксиста Мориса Бринтона)” (10).
Выводы
Какие можно сделать из всего, сказанного выше, выводы?
1. Участие анархистов в борьбе обездоленного населения, в борьбе за кусок хлеба, может привести к формированию массового социально-революционного движения. Наши предшественники, такие как Фернанд Пелутье, сумели повлиять на пролетариат, на его сознание и практику, ослабить влияние профкомычей.
2. Анархисты, сторонники социальной-революции, должны участвовать в современном пролетарском движении. Целью нашей является ни в коем случае не поддержка профсоюзов и профкомычей, а радикализация пролетарского движения, превращение его в движение, направленное против системы. Современные альтернативные профсоюзы порой представляют собой странную смесь самоуправления и деспотизма. Внизу – самоорганизация ячейки, собрание активистов, наверху – иерархия чиновников (11). Сознательное сопротивление сторонников безгосударственного коммунизма должно соединиться с недовольством и сопротивлением социальных низов, рядовых активистов профсоюзов и непрофсоюзных рабочих. При этом одинаково важны и борьба за кусок хлеба, ведомая исключительно методами прямого действия и идейная внесистемная составляющая движения. Наша цель заключается в формировании именно такого, идейного массового движения. В случае, когда цели движения ясно не определены и не являются либертарно-коммунистическими, мы не можем себя полностью с ним отождествлять (идентифицировать).
3. Наши активисты не могут и не должны игнорировать территориальные инициативы, которые не менее, а подчас и более важны, чем производственные, напротив в них следует активно участвовать, соединяя их с радикальными производственными инициативами, если таковые имеются.
http://mpst.anho.org/2009/01/16/o_si...zme/#more-1014
[Ответ]
Рабочие выступления, произошедшие несколько дней назад в Лигурии, показали очередной пример часто повторяющегося в последнее время явления, которое заслуживает быть исследованным как симптом нового уровня сознания рабочего класса.
Вместо того, чтобы покинуть свои рабочие места, рабочие захватили свои фабрики и пытались управлять ими сами, точнее без высшего начальства, присутствующего на предприятиях. Прежде всего – это признак того, что рабочие не считают забастовку, особенно в данных конкретных условиях, –лучшим средством борьбы.
Экономическая забастовка, причиняя непосредственный вред самому рабочему, обладает полезным качеством – она является оборонительным оружием рабочего, который наносит ущерб хозяину предприятия, прекращая работу и тем самым сокращая продукцию, принадлежащую хозяину.
Это нормальное положение дел при благоприятных обстоятельствах в буржуазной экономике, когда конкуренция и снижение цен способствуют непосредственно непрерывному увеличению производства. Но сегодня для промышленных спекулянтов, особенно в машиностроении, заканчивается исключительный период, когда они были в состояние накопить огромную прибыль при минимальных затратах усилий. Во время войны государство снабжало их сырьем и углем, выступая так же в качестве единственного и надежного покупателя. Кроме того, милитаризируя фабрики, само государство обязалось налагать жесткую дисциплину на рабочие массы. Что еще нужно для извлечения большой прибыли? Но теперь эти люди больше не хотят бороться с трудностями, вызванными нехваткой угля и сырья, нестабильностью рынка и волнениями рабочих масс. В частности, они не готовы мириться со скромной прибылью, которая примерно такая же или, может, чуть ниже, чем до войны.
Вот почему они не боятся стачек. Действительно, они радуются забастовкам, хотя и изрекают дежурные фразы об абсурдных требованиях рабочих и их ненасытности. Рабочие поняли это, и, захватив фабрику, продолжают работать, вместо того, чтобы бастовать, тем самым показывая, что они не отказываются работать вообще, а не хотят работать на своих хозяев. Они больше не хотят эксплуатироваться ради выгоды своих хозяев, они хотят работать на самих себя.
Надо уделять большое внимание этому новому сознанию, которое проявляется все более отчетливо с каждым днем, но мы не должны позволить ему быть сбитым с толку пустыми иллюзиями.
Существуют слухи, что фабричные советы, функционировали, взяв управления цехами в свои руки, продолжая работать в них. Мы не хотели бы, чтобы рабочими массами овладела идея, что все, что им нужно делать, чтобы захватить фабрики и избавиться от капиталиста, так это учредить советы. Действительно, это будет опасная иллюзия.
Фабрика будет захвачена рабочим классом – и не только занятой на ней рабочей силой, которая была бы слишком слабой и некоммунистической – только после того, как рабочий класс, как целое, захватит политическую власть. До тех пор, пока он это не сделает, Королевская гвардия, военная полиция, и т.д. – иными словами, механизм силы и подавления, которым располагает буржуазия, её политический аппарат власти – позаботится о том, чтобы разрушить все иллюзии.
Эти бесконечные и бесполезные выступления и усилия, которые растрачивают силы рабочих масс, должны быть объединены и организованы в одну большую, всеохватывающую силу, нацеленную против врага – буржуазии.
Эта задача может и должна быть осуществлена коммунистической партией, у которой сейчас нет и не должно быть иной задачи, кроме как направить всю свою деятельность на то, чтобы убедить массы трудящихся в необходимости великого политического действия – захвата власти, как единственного надежного пути к захвату фабрик, фабрик, которые, если трудящиеся пойдут по другому пути, так и не попадут никогда в их руки.
Source: «Il Soviet», 22 February 1920, Vol.III, No.7.
http://revolt.anho.org/archives/2259#more-2259
[Ответ]