Кольке намылил ухи пьяный сосед снизу. Подозвал, мол, иди-к сюда, малец, дело есть. Дождался пока Колька к нему подойдет, взял его голову двумя руками и резко взмылил уши, после чего дал ему резкий поджопник и, довольно гыгыкая, сказал “У-у, гадёныш. Вырос, вы****ок. Куда побёг, гнида малолетняя? Я тя не отпускал, стоять, бля сцуко!”.
Колька со всех ног ломанулся бегом прочь. Уши сильно жгло и на глаза наворачивались злые слёзы. Хотелось разреветься. Но не от того, что было больно, а скорее, оттого, что было жутко обидно, что эта пьяная сволочь может ему что-то сделать, а он ей – ничего.
Мать у Кольки работала торгашкой на рынке, а в свете новых веяний перестройки стала ездить “челночить” по Турциям и Польшам.
Отец был хлипким алкогликом и давным-давно уже жил с новой семьей и взрослым сыном от второй жены в другом городе. Колька видел его всего раз или два в жизни, когда тот приезжал в командировку и, изрядно приняв на грудь, приходил смотреть на сына.
Созерцание рано ссутулившегося, всем своим видом излучающего какую-то внутреннюю забитость слюнявого человечка не вызывало в нём никаких чувств, кроме лёгкого омерзения.
Он не сильно, но твердо отстранился от родного папаши, когда тот попытался пьяно “почеломкать” сына в щёки и молчал весь вечер, пока отец пил на кухне с новым мамкиным хахалем.
Колька забежал в подъезд и отдышался. С этой пьяной сволочью решительно надо было чего-то делать, тем более это был уже не первый случай, когда пьяный сосед над ним издевался.
Жаловаться было особо некому. Мать была в очередном “челночном” круизе, её ухажер был приходящий и делами недопасынка не интересовался. Родной дядя, материн брат, барабанил остаток срока на зоне и возвращаться в родные пенаты пока не спешил.
Короче, один дома целую неделю. Кто из нас не мечтал в детстве оказаться без родительской опеки и побыть хозяином самому себе хотя бы несколько дней? Казалось бы, живи да радуйся. Но радости не было.
Колька зашёл домой и позвонил своему лучшему другу Серёге пожаловаться на жизнь.
Серёга жил в трёх кварталах от Колькиного дома и считался по всем понятиям “пацаном с другого района”. Однако, обладая весьма дипломатичным характером, везде слыл “своим парнем”. Они познакомились и сошлись на почве радиолюбительства в кружке при местном дворце пионеров.
Серёга быстро врубился в ситуацию, сказал “не ссать”, и что он сейчас придёт. И в самом деле, не прошло и пятнадцати минут, как уже он прибыл с почти готовым планом действий.
Обсуждение деталей закончилось вечером, когда Кольке домой позвонила Серёгина мать и сказала что пора бы закругляться.
Владимир Петрович, 30-летний вратарь местной команды завода «Старт», встречал суровый субботний выходной утренним похмельем. В башке чего-то ритмично постукивало и на общем фоне тяжелого самочуствия отдавалось гулкими ударами где-то внизу желудка, вызывая настойчивое желание немедленно встать и пойти проблевацца. Вован открыл глаза и обозрел окружающую его действительность. Стук в башке не прекращался. Он только слегка отдалился, и теперь стало понятно, что стучит вовсе не внутри его черепа. Ритмичное постукивание, то усиливаясь, то затихая, доносилось со стороны окна.
- Ёбанаврот! Кто может долбить в окно на седьмом этаже? – подумал Вован. - Только какие-нибудь галки и прочая летающая шелупень. Наверное, опять старая дура с девятого кормила птиц и просыпала хлеб ему на подоконник.
Вован поднялся и подошел к окну. За окошком висел грязный ботинок, привязанный на леске и, создавая тот самый стук в стекло, судя по всему, просился в гости.
- Ссуукоо! – подумал Вовик. - Узнаю кто сделал – убью нах! Наверное, это тот малолетний ***** из квартиры прямо надо мной этажом выше.
Он распахнул окно и попытался поймать ботинок, но не тут–то было. Бот лихо отлетел от его рук, набрал разгон и попытался ****ануть Володю по лбу.
- Аааа, бля!!! – ну всё, ****ец! – заорал ещё не протрезвевший до конца Вован и посмотрел наверх, дабы определить кто же посмел устроить ему с утра такую подлянку.
Леска уходила куда-то на крышу дома.
И, когда задранное ебало хоккеиста в поисках сермяжной правды высунулось из окна, из-за парапета крыши в свою очередь неторопливо вылезла большая жестяная банка из-под болгарской томатной пасты на длинной палке и опрокинула прямо ему в морду примерно два литра свежей мочи с поправкой на ветер.
Такого беспредела терпеть было нельзя. Вован утёр обоссаное ебало и, выбежав на лестничную площадку прямо как был полуодетый, ломанулся на крышу.
Но там никого уже не было. Только сиротливо висела привязанная за общественную телеантенну леска с ботинком, да валялась пустая банка из-под гудрона на черенке от лопаты.
- Ну, бля. Точно, выходки этого недоноска – подумал Вован и стал спускаться по лестнице. Проходя через восьмой этаж, он остановился у соседской двери и, дав по ней пинка, заорал: - Открывай, сучонок, а то плохо будет! Я знаю, что это ты мне тут гадишь!
Ответа, как и следовало ожидать, не последовало. Дав еще пару пинков по железной двери, он спустился на свой этаж и увидел, что дверь в его квартиру плотно закрыта, а замочная скважина в английском дверном замке забита обломанными спичками.
- Да что же это творится, японамать! Поймаю сучонка – убью на месте, нах!
Стучать к соседям и просить о помощи как-то не хотелось. Но иного выхода, похоже, не оставалось. Открывшая в ответ на настойчивые звонки соседка брезгливо его оглядела, понюхала воздух и сказала: - Ну вот, блять, допился. Сколько раз тебе говорить, чтоб завязывал! А теперь ещё и обоссался. И не стыдно тебе, морда бесстыжая, с самого-то утра к людям ломиться? Хорошо, что хоть матушка твоя, покойница, тебя не видит. Чо припёрся-то?
Вован как мог сбивчиво обрисовал ситуацию и попросил позвать мужа, дядю Славу, дабы тот помог с инструментом.
- Что ты на пацана-то клепаешь? – сказала соседка. – Он ещё вчера вечером оставил мне ключи и сказал, что уезжает на неделю к бабушке. Мать, мол, если вернётся раньше положенного, то ты, тётя Люба, ей ключи-то и отдашь.
Поебамшись с замком около получаса, уже порядком обсохший, Вован наконец-то попал в свою квартиру.
Дальнейший день прошел без приключений.
А ночью зазвонил телефон. Он не просто зазвонил, он бешено заорал охуевшим визгом как смертельно раненый подсвинок. Владимир вскочил с кровати и бросился к аппарату. Он быстро на ощупь выдернул горячую вилку из телефонной розетки. В коридоре воняло сгоревшей проводкой и, включив свет, Вован увидел, что телефонный аппарат слегка дымится.
- Сцуко – подумал Вовик. Завтра же пойду на телефонную станцию, разберусь что это там за на*** такой произошел, что телефоны у людей горят. Дойду до главного инженера, но без нового аппарата не уйду. И лёг спать.
Но не тут-то было. В дверь раздался настойчивый звонок. Звонок зудел и не прекращался.
Мыслей в голове, кроме “убью гада” никаких не было. Владимир распахнул дверь и резко отпрянул обратно в коридор.
Дверная обивка, обильно политая чем-то серебристым, ярко пылала. В коридоре стоял резкий запах безино-ацетоновой смеси и ещё какой-то химической гадости типа жженой пластмассы. От кнопки звонка остался только вяло стекающий по косяку обмылок. Контакты, судя по всему, намертво замкнуло, и звонок заливался резким противным дребезгом.
На то, чтобы потушить дверь, ушло минут пять. От вылитых порций воды огонь только свирепел и начинал пожирать дверную обивку еще более интенсивно.
Звонок пришлось отключать внутри квартиры.
В эту ночь Владимир не спал. Он сидел около двери и прислушивался к происходящему в коридоре. Так ничего и не высидев, он забылся тяжким сном уже на рассвете.
Но всё ещё только начиналось.
Ходить на телефонную станцию не было смысла. И так было ясно, что кто-то ведёт против Вована целенаправленные военные действия. Оставалось только выяснить кто – и тогда врагам можно было не завидовать.
Так, сопляк сверху уехал к бабке. Очкастый чмырь с первого этажа связываться бы зассал.
Вообще, если серьезно призадуматься, недоброжелателей у Вована хватало. Кто-то мог ему припомнить разбитый фейс, кто-то громкую музыку по ночам, кто-то хамство в ответ на замечания, кто-то выходки выпимших друзей и шлюх, живущих в его квартире по нескольку дней. В общем, круг подозреваемых был достаточно широк.
Поэтому, не найдя лучшего выхода, Вован решил для начала внимательно понаблюдать за своими соседями и за окружающей обстановкой.
На работе он отзвонился мастеру и сказал, что простудился, заболел и его не будет пару дней. Но зато на товарищескую встречу с командой главных конкурентов “Старта” – командой “Локомотив” от железной дороги он придёт как огурец. Добро было получено и Вован приступил к наблюдению.
Он объебался по двору, прислушивался к вялым разговорам старух на лавке, фтыкал в тишину подъезда, несколько раз поднимался на крышу, но всё было тщетно. Про него или забыли, или враг попался не менее хитрый и изворотливый, чем сам Вован.
Делать скидку на слабость явно не стоило. Ночное происшествие его в этом убедило. Однако, под конец дня, когда народ пошел с работы и во двор ввалилась шумная компания пацанов с родного завода, он не устоял и принял вместе со всеми по чуть-чуть “на грудь” за рождение дочери у начальника цеха. Паренёк, разливавший водку, был Вовану смутно знаком.
- Стажер, нах. – сказал известный заводской ****обол, но ценный фрезеровщик Александр Палыч. - Только что из шараги. Вот, взял к себе поучиться.
- Так, молодой, на тебе червонец и давай-ка ****уй в шинок за поллитрой. Народу много, а выпить уже нечего. И быстро – продолжил Палыч.
Парень исчез, а Вован всё вглядывался в ранние осенние сумерки, надеясь что-то там увидеть.
- Чё такой замучанный? – спросил его Палыч. – Я тут слышал, что хоккеист-то наш, надёжа всего завода-то, приболел? А? Кто, как грится, мало курит - мало пьёт, тот здоровеньким помрёт. Колись, Вован, вижу что что-то произошло, а про насморк свой мне не ****и. Нету у тебя ни*** никакого насморка.
Что ответить Палычу, Вован не знал, так как рассказывать про то, что его облили мочой и подожгли дверь, явно не стоило, дабы не стать всеобщим посмешищем. Он что-то неясно промычал, попутно думая чего бы поубедительней на****ить хитрому балагуру, но в этот момент, к счастью, принесли водку.
Все, кто помнит те времена, когда водку можно было купить только по талонам, разумеется, помнят и буйным цветом процветавшее шинкарство. Торговали всем, чем ни попадя. От классической разбавленной водой водяры до экзотических коктейлей из смеси денатурата, тормозухи и очищенного круто солёного медицинского клея БФ-6 (Борис Фёдорыч на побегушках).
На этот раз продукт представлял из себя почти правильную водку. Почти – это потому, что ушлый народ при первом же взгляде на способ наклейки водочной этикетки опознал кустарщину, разливаемую в одном из многочисленных “подпольных” цехов родного города.
- Ну, вроде, пить можно, – понюхав продукт, изрёк Палыч и разлил содержимое по одноразовым стаканам.
Выпили.
К счастью, тема Вовановой болезни как-то сама собой исчезла из разговора и речь перешла на более насущные темы. Как-то: ебля продажной Верки Тамойкиной, как кого жена-дом-дети заебали, какой шинок в округе лучше, кто кому чего сделал нехорошего и кто от кого потом или сразу получил ****ы.
Вован достаточно быстро отмазался от захорошевшей компании заводских интеллектуалов и уныло побрёл к себе домой. Происшедшие с ним неурядицы сильно отравляли жизнь и, даже после принятого стакана, утраченный прошлой ночью оптимизм так обратно и не вернулся.
Открыв дверь квартиры, он ощутил внезапно сильный сквозняк, как будто окна в комнате были открыты. Вован включил свет и с грустно-тупой покорностью воззрился на выбитые стёкла.
Стреляли из винтовки-“воздушки”. Это Вован определил сразу, найдя пару сплющенных пулек в проеме между окнами. Кто стрелял – по-прежнему оставалось загадкой.
Внезапно Вован почувствовал, что в животе у него происходит что-то странное. Кишки как будто взбесились, а желудок вдруг резко сжался в одну точку. Почувствовав, что ещё чуть-чуть и он обосрётся прямо здесь и сейчас, он ломанулся в туалет.
Сиденье на горшке почему-то не принесло ожидаемого облегчения. Через каждые полминуты, как Вована попускало, вся ботва начиналась по-новой и он опрометью мчался снова занять толчок. Активированный уголь и солёная вода не только не помогали, но и ещё сильнее усугубляли страдания организма, выливаясь стремительным потоком из желудка прямо в унитаз.
В один из этих кульминационных моментов, входная дверь издала странный скрип и, перекосившись, выламывая ранее подпиленный английский замок, с хрустом вылетела кусками в коридор.
Механизм оказался прост. Кто-то с****ил из стоящего за домом грузовика автомобильный тросик, крепко привязал его к дверной ручке Вовановой квартиры, на другой конец зацепил спижженую там же фомку и закинул её в грузовой лифт, нажав кнопку доставки груза на первый этаж. Защита от отсутствия пассажиров в кабине лифта почему-то не сработала. Может быть от того, что она не работала по жизни.
А может быть, от того, что на полу лифта нагло находились несколько мешков с цементом, в которых окончательно усравшийся к тому времени Вован признал своё собственное имущество, ранее хранившееся в гараже недалеко от дома.
Инспекция гаражного имущества ничего хорошего не сулила. Это он понял сразу, когда, выйдя из подъезда, застал стаю бомжей на детской площадке перед подъездом, обжирающихся на халяву консервированными помидорами, огурцами и тушенкой, заботливо хранимыми в подвале Вовиного гаража. Как оказалось, какая-то добрая закутанная в платки сгорбленная бабушка с час назад принесла несколько сумок с продовольствием, сказала “дочка у меня умерла, кушайте, пожалуйста” и быстро испарилась в неизвестном направлении.
Разогнав бомжей подальше от халявы и перетаскав сумки к себе наверх, Вован попросил соседей присмотреть за квартирой и направился в гараж.
Замки на гараже оказались нетронутыми, но часть задней стенки, выходящей на узкий проём между первой и второй стеной гаражного комплекса, оказалась аккуратно разобранной. Кто-то выскреб цемент в кладке между кирпичами и аккуратно, вытаскивая по одному кирпичику, проделал в итоге здоровенную дыру.
По размерам отверстия определить хотя бы приблизительно рост и возраст подозреваемого, было проблематично. В такой проём можно было при желании пролезть даже взрослому дородному человеку типа самого Вована. – Ну, блять! Говорили же мне, *****у – не экономь на цементе! – подумал Вован, но, как говорится, поздно было пить боржоми, если почки отвалились. К счастью, машиной он не успел обзавестись. Поэтому причиненный Вовиному хозяйству ущерб нанёс, в основном, только моральные травмы не считая вырванной двери.
Ночь прошла спокойно.
На утро Вован достал денежную заначку и сходил в фирму, которая устанавливала новомодные железные двери, оставив свою квартиру под бдительным наблюдением соседей.
Поторговавшись для порядка и заплатив сколько положено с учетом срочности заказа, Вован со спокойной душой отправился домой ждать приезда мастеров.
Дверь поставили, замки врезали и, получив два комплекта новеньких ключей, Вован почувствовал себя относительно защищенным . Железо, как известно, не горит, а сцукованов – заподлянщиков он ещё поймает. Приняв “четвертинку” на грудь, Вован окончательно успокоился.
Ночь прошла спокойно. Вовану снилось что-то невыразимо приятное, когда грудь наполняется в полную силу свежим воздухом, всё в мире просто и понятно, а сам он находится где-то на высоких горных вершинах, абсолютно отстранившись от всех и вся и воспринимает саму суть мироздания.
Будильник прозвенел вовремя, напоминая, что отгул по болезни закончен и снова пора на работу. Он умылся, почистил зубы, быстро оделся и, подивившись, до чего же свежо на улице, взялся за дверную ручку, чтобы выйти.
ЕБЫСЬ! Сдавленные лёгкие не успели выдавить сколь-нибудь громкий крик. Все мышцы в теле страшно свело, а перед глазами Вована одновременно быстро и вместе с этим как-то неторопливо пронеслись наиболее яркие эпизоды его никчёмной и пустой жизни.
Вот он бьет кого-то из собутыльников по лицу, вот он выпил и ему теперь хорошо, вот он стоит в воротах на него несётся точно такой же как он, Вован из команды противников и пытается забить гол, вот он выгоняет пьяную проститутку и на прощанье бьёт её кулаком в лицо, так как ему нечем ей заплатить. Вот он работает на заводе и видит, как с похмелья балагуру Палычу отрезает указательный палец станком для нарезки стальной проволоки. Вот он пришел из армии и созвал своих бывших друзей на попойку. А много ли их было-то, тех друзей? Кто уже в тюрьме, кто погиб, кто сторчался окончательно к тому времени.
ЕБЫСЬ! Руки резко отлетели от дверной ручки. Тело не слушается, телефона нет. Он в полном параличе лежит на полу и чувствует, что ссытся сам под себя. Мокрая лужа неторопливо натекает, сзади в штанах тоже холодно и липко, но уже он ничего не может сделать.
И тогда он закричал. Он звал того единственного человека, который искренне его любил не за что-то, а просто так, просто потому что он был на этом свете.
Он лежал и, завывая, орал “МАМА!”.
- Слышь, Серёга, может зря мы его так? Десять киловольт с трансформатора да в железную дверь – не х.. собачий, сказал Колян. Теперь вот мужика из-за нас в дурку упекли.
- Знаешь, Коль. Не парься. Чем меньше такого говна на белом свете, тем проще живётся нормальным людям – ответил Сергей. Кстати, не забудь – ты ещё обещал Михе-стажеру набор польских жвачек за подмен бутылки с водкой.
[Ответ]